Прав ли был Александр Исаевич?

(Литвинцев Сергей, 10 кл., 2007 г.)

      

         В нашей школе вот уже несколько лет существует литературно-краеведческий музей имени забайкальского писателя Г.И.Шелеста. Дровянинские краеведы неоднократно участвовали в слетах «Музей и дети», рассказывали об истории своего поселка, о работе музея, о творчестве Георгия Шелеста. Сегодня я представляю доклад-исследование, в котором провожу сравнительный анализ двух произведений: романа А.И.Солженицына «Архипелаг ГУЛаг» и рассказов Г.Шелеста «Колымские записи». Мой доклад называется «Прав ли был Александр Исаевич?»

      Может быть, ставить в одну строку имена этих двух писателей слишком смело. Ведь А.И. Солженицын – всемирно известный писатель, лауреат Нобелевской премии, а Г.И.Шелест – малоизвестный писатель местного уровня. Но, по словам Марка Азадовского, «неотъемлемой частью общерусской культуры и литературы являются те культурно-литературные процессы, которые происходят на окраинах». Задачей моего доклада является решение вопроса, прав ли был Солженицын, подвергая резкой критике рассказы Шелеста в своем знаменитом романе.

    Мои предшественники, краеведы прошлых лет обнаружили в романе Солженицына отзывы о «Колымских записях» Шелеста, причем, довольно нелицеприятные. Во главе с учителем Калашниковой О.М. старшеклассники стали внимательно изучать тот и другой источники, сравнивать, анализировать, сопоставлять.

   В третьей части романа в 11 главе «Архипелага…», в пункте Б), который называется «Взаимоотношения с лагерным начальством», Солженицын рассуждает о том, какое место занимали в лагерной системе коммунисты. Цитирую: «Но мало любить начальство! – надо, чтобы и начальство тебя любило. Надо же объяснить начальству, что мы – такие же, вашего теста, уж вы нас пригрейте как-нибудь. Оттого герои Серебряковой, Шелеста, Дьякова, Алдан-Семенова при каждом удобном случае, надо не надо, удобно не удобно, при приеме этапа, при проверке по формулярам, заявляют себя коммунистами. Это и есть заявка на теплое местечко. Шелест придумывает даже такую сцену. На Котласской пересылке идет перекличка по формулярам. «Партийность?» - спросил начальник. «Член ВКП(б)»,- отвечает Шелест на подставной вопрос. И надо отдать справедливость начальникам, как дзержинцам, так и берианцам: они слышат. И – устраивают. Да не было ли письменной или хотя бы устной директивы: коммунистов устраивать поприличнее?»

     Теперь обратимся к тексту рассказа Шелеста «Формуляр», в котором изображена описываемая Солженицыным сцена на Котласской пересылке. Сначала идет беседа с беспартийным Рубахиным, который «раскаялся», «сознал» свою вину, и его устривают на мебельное производство, т.е. на то самое, по словам Солженицына, тепленькое местечко. Когда очередь доходит до главного героя рассказа (кстати, Солженицын пишет «Шелест», хотя автор и лирический герой в художественном рассказе – это не одно и то же), он действительно заявляет себя коммунистом. (Вот еще одна деталь: в жизни Г.Шелест официально не был членом партии, но был коммунистом по духу; в художественном произведении позволительно прибегнуть к вымыслу, правдоподобию). Но лирический герой рассказа Шелеста, в отличие от Рубахина, «не осознал» свою вину, «не разоружился», поэтому его отправляют на общие работы (у того же Солженицына в «Архипелаге…» объясняется, что это самые тяжелые работы), возить тачку.  Перечитаешь еще раз строки Солженицына и приходишь в недоумение. Налицо полное искажение текста.

      Далее читаем у Солженицына: «Но самый замечательный случай рассказывает Г.Шелест в «Колымских записях»: приехал новый крупный эмвэдэшник и в заключенном Заборском узнает своего бывшего комкора по гражданской войне. Прослезились. Ну, полцарства проси! И Заборский соглашается «особо питаться с кухни и брать хлеба сколько надо» (то есть объедать работяг… и просит дать ему только шеститомник Ленина, чтобы читать вечером при коптилке! Так все и устраивается: днем он питается ворованным пайком, вечером читает Ленина. Так откровенно и с удовольствием прославляется подлость».

       Находим описанный эпизод в рассказе «Встреча». Действительно, была такая встреча бывших красногвардейцев. И действительно, Заборский попросил книги Ленина. Но цитату «особо питаться с кухни и брать хлеба сколько надо» в тексте Шелеста вы не найдете. А есть там эпизод, когда помощник начальника колонны по быту еврей Аксельрод, улавливая положение Заборского, предлагает ему:

«На кухне я сказал, чтобы вас питали. Хлеба берите, сколько надо». Но строчек, что Заборский согласился и тем более, питался, в тексте нет! Рассказ заканчивается словами: «А Заборский о встрече с Карабановым никому не рассказывал. Работал, а вечерами при коптилке читал Ленина. Почитает, ляжет на топчан и что-то думает. Что он думал, бывший комкор?»

     И еще одно сопоставление. Читаем у Солженицына далее: «Еще у Шелеста какое-то мифическое  «подпольное политбюро» бригады в неурочное время раздобывает и буханку хлеба из хлеборезки, и миску овсяной каши. Значит – везде свои придурки? И значит, - подворовываем, благомыслящие?

      Речь идет о рассказе «Новички». В лагерь прислали троих новичков. Ими оказались почти дети: старшеклассники по 16 лет,  осужденные за то, что тайком читали  завещание Ленина. Коммунисты бригады окружили ребят заботой и вниманием. Что касается «ворованного хлеба и каши», то вот что читаем у Шелеста: «На столе появились кружки, кусочки сахару. Кто-то сбегал в столовую и принес миску овсяной каши. Заявился хлеборез Гребельский и принес буханку хлеба.

- Услыхал вот и принес… Чем могу…

Ребята набросились на кашу и хлеб»

    Комментарии излишни, но хочется сказать: разве это одно и то же: воровать хлеб для себя и принести его детям?!

     Краеведы при анализе этих произведений вначале были в недоумении: «Почему Солженицын, во-первых, так злобно отзывается о коммунистах, во-вторых, искажает текст?» Изучив подробно биографию и мировоззрение Александра Исаевича, поняли, что он всегда резко отрицательно относился к коммунистам. Но ведь в идеологическом споре нужно соблюдать и толерантность, и культуру критики, и наконец, уважать истину.

      Все встало на свои места, когда прочитали далее у Солженицына: « Все тот же Шелест дает нам окончательный вывод: «Одни выживали силой духа (вот эти ортодоксы, воруя кашу и хлеб – А.С.), другие – лишней миской овсяной каши» (это – Иван Денисович).  Ну, ин пусть будет так. У Ивана Денисовича знакомых придурков нет. Только скажите: а камушки? Камушки кто на стену клал, а? Твердолобые, вы ли?» Строчки Шелеста Солженицын цитирует уже не из «Колымских записей», а из статьи «Повести о пережитом», опубликованной в газете «Забайкальский рабочий» (27.8.64 г.) Находим в архиве эту газету со статьей Г.Шелеста. «Повесть о пережитом Б.Дьякова о представителях советской интеллигенции, томящихся в лагерях. Этим она и отличается от повести А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Солженицын писал о рядовых тружениках, без которых немыслима жизнь на земле. Его Иван Денисович – это влюбленный в свой труд человек, не изменивший ему даже в лагере… В невыносимой и самой трагической обстановке лагерей люди выживали по разным причинам – одни силой духа, другие лишней миской овсяной каши. И нельзя, на мой взгляд, говорить о Иване Денисовиче, как о носителе низменных желаний и помыслов. Не он виноват в том, что его сделали таким в лагере.»

       Каким-то образом наша провинциальная газета попала в руки Солженицыну, он прочел данную статью и…, видимо, обиделся за своего Ивана Денисовича, хотя Г.Шелест, наоборот, защищает его героя, а не осуждает. Обиделся – и дал резкий ответный удар в романе «Архипелаг ГУЛаг». Удар, на наш взгляд, не совсем  по правилам. Камушки на стену клали все: и интеллигенты, и простые рабочие. Вот что пишет сам Г.И.Шелест в письме к брату Виктору в Дровяную. (Это письмо хранится в нашем музее): « Обвиняли меня ежовские палачи, немного-немало, в организации вооруженного восстания….Били меня страшнее, чем сидорову козу. Вышибли зубы, довели до состояния не человека, а подобия его. И если бы я подписал всякую липу, меня бы шлепнули, но я выдержал все, и отправили меня без суда в лагерь. Попал я сперва на Печору, потом на Колыму, а с 1948 года привезли меня в Тайшет, в лагерь. В лагере беда одна: 12 часов работы, 600 г хлеба. В общем, живая могила. И все время я был на общих работах…» ( 7 июня 1959 года).

       Чтобы объективнее взглянуть на эту проблему: чем же выживали люди в лагерях – силой духа или лишней миской каши – обратимся к мнению других писателей, также, как и Солженицын с Шелестом, побывавших в сталинских лагерях. Вот что пишет В.Шаламов в «Колымских рассказах»: «Все человеческие чувства – любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность – ушли от нас с тем мясом, которого мы лишились за время своего продолжительного голодания».

 

    А вот мнение Анатолия Жигулина:

 

                                             О люди, люди с номерами!

                                             Вы были люди, не рабы!

                                             Вы были выше и упрямей

                                             Своей трагической судьбы.

                                             Я с вами шел в те злые годы,

                                             И с вами был не страшен мне

                                             Жестокий титул «враг народа»

                                             И черный номер на спине. 

 

       Мнения опять, как видим, разделились. Наверное, правы и те, и другие. Кто-то выживал в те страшные годы лишним куском хлеба, кто-то идеей, кто-то именем Бога… Когда-то, в пору своего возвращения из-за границы Александр Исаевич вел на телевидении передачи, заканчивающиеся  фразой: «Пусть разноцветным человечество будет!» Так что подвести черту можно его же собственными словами.

       Роман «Архипелаг ГУЛаг» Г.Шелест не успел прочитать. Он умер в 1965 году и не смог ответить своему оппоненту. За него это делаем мы, его потомки. Пусть и через сорок лет, пусть и Солженицын нас не услышит. При всем нашем уважении к Нобелевскому лауреату мы  позволим себе с ним не согласиться и сказать, что Александр Исаевич был не прав.