Амурский лед Рассказ относится к раннему творчеству писателя и раскрывает тему гражданской войны. Вчера и позавчера выл ветер. Колючий снег кружился над Амуром. Дымились проруби, затягиваясь пленками льда. Черные дома города смотрели на реку мигающими огнями окон. В контрраздведке мертвящий свет электролампочек, в коридорах – двери, словно зажатые злые рты. Низенький, с оттопыренными ушами, похожий на обезьяну японский офицер допрашивал Дмитрия Шастина: - Ви боршевику? – спрашивал японец. Шастин смотрел на узенький золотой погон офицера на конце плеча и безучастно отвечал: - Нет, я никогда не был большевиком. - Ви комиссара? - Нет… - Ви есть партисана? - Нет, да нет же… Японский офицер схватил со стола бамбуковую палку и ударил Шастина. Шастин упал. Офицер бил его до тех пор, пока не почернела от крови бязевая рубашка. Шастин молчал. Молчащего, его поволокли по коридору и бросили в угол одиночки с исцарапанными стенами. На стенах и на полу ржавели кровяные набрызги. Исполосованное бамбуком тело жгло. Горело внутри. Глаза сверлила неутихающая боль, уходящая к затылку… Под утро в камеру ворвались японские и белогвардейские офицеры. От них несло перегаром коньяка и рисовой водки, на шинелях, сверкая, таяли снежинки. За офицерами вошли трое казаков. Казаки вытащили Шастина в коридор. Шастин застонал. - Живой еще. Поднимайся, сволочь! – крикнул есаул с очумелыми глазами. - Тащите его в машину! Шастина поволокли во двор. У автомобиля казаки раскачали его и бросили в кузов. Офицеры сели в крытый автомобиль и тронулись первыми. За городом, на берегу Амура, у песчаной косы, автомобили остановились. Казаки вытащили Шастина. Уходящая луна играла на кусках льда. Светлела полоса неба на востоке. Шастин сидел, широко разевая рот. - Раздевайся! – крикнул есаул. Шастин не двигался. По лицу у него катились слезы и прятались в изгибах губ. - За что же, господин офицер? – спросил Шастин. - Молчать! Тяни его к проруби! – крикнул офицер. Шастина повели по сверкающему снегу к темнеющей круглой проруби. В синей воде плавали льдинки, похожие на хрупкий, тонкий фарфор. Они ударялись о края проруби и друг о дружку, отрывисто шурша. - Начинай! – крикнул есаул казакам. Казаки содрали с Шастина окровавленную рубаху. - Неспособно будет, ваше бродье, - проговорил бородатый казак. – На кукорки бы ему сесть. Занятней было бы… Казаки принесли из автомобиля брезентовые ведра и зачерпнули из проруби воды. - Боршевику… Хоросё… - проговорил японский офицер. Казаки вылили на Шастина воду. Вода обожгла побелевшее, начинающее костенеть тело. Шастин повалился на лед. Японский офицер знаками приказал казакам приподнять его, сам притащил сломанное весло и подпер тело в спину. Ведра воды все лили и лили… Она мгновенно застывала. Скоро Шастин покрылся коркой чуть желтоватого льда. Совсем рассвело. - Боршевику умри…- крикнул японский офицер и рассмеялся… Днем холодное солнце играло на льду. По голубеющему небу катились комочки облаков. Около проруби стоял невиданный в мире саркофаг. Был он чист и прозрачен, как горный хрусталь, и покоилось в нем тело с застывшим лицом, полным непереносимых страданий. К полудню из города прибежала старуха. Седые волосы выбились у нее из-под черного платка. - Митенька! – крикнула она и упала на колени. С того берега подул ветер. Он шевелил волосы старухи, а она обнимала льдину, плакала и целовала ее.
|
|
|
|